«Пропавшая» дивизия

Как была расформирована 114-я Чечено-Ингушская кавдивизия?

В прошлой статье мы разбирали документы «пропавшей» 114-й Чечено-Ингушской кавалерийской дивизии, которая формировалась в Грозном с ноября 1941 года по указанию Госкомитета обороны СССР.

Материалы Центрального архива Министерства обороны РФ, недавно переданные Архивному управлению Правительства Чеченской Республики, свидетельствуют: коренные жители Чечено-Ингушетии, особенно чеченцы активно поддержали инициативу Ставки. К весне 1942 года в национальную дивизию записалось на 600 с лишним добровольцев больше, чем требовалось по штату. Чеченцы составляли более двух третей от личного состава дивизии. Политико-моральное состояние и настроение бойцов характеризовались командованием сугубо положительно. «Подавляющее большинство рядового состава дивизии пришло в Красную Армию добровольно, с непоколебимым желанием до конца биться на поле сражения с немецкими захватчиками», – отмечалось в докладе командования.

Тем не менее, переведенная с 1 февраля 1942 года на штатное расписание военного времени Чечено-Ингушская дивизия более месяца находилась в необъяснимом бездействии – как-будто в условиях военного времени командование Северо-Кавказского военного округа (СКВО) могло о ней «забыть».

А 3 марта 1942 года в штаб СКВО поступил еще более необъяснимый приказ Ставки Верховного командования за № 0043: расформировать 114-ю дивизию.

Какие же причины заставили Ставку распустить только что созданную дивизию, да еще накануне запланированного наступления Красной Армии под Москвой?

В поисках ответа на этот вопрос мы обратили внимание на целый ряд труднообъяснимых фактов в истории формирования Чечено-Ингушской дивизии.

Первым командиром дивизии был назначен председатель Совнаркома Чечено-Ингушской АССР Супьян Моллаев, в прошлом кадровый военный. Однако он только успел приступить к формированию части, как в том же месяце его заменили. 30 декабря новым командиром стал полковник Иван Терентьевич Чаленко – участник гражданской войны, «герой» карательных походов Красной Армии против басмаческого движения в Средней Азии в 1923-1926 гг.

И. Чаленко возглавлял дивизию и того меньше – примерно две недели. А потом начинается полная чехарда. 16 января 1942 года Чаленко сменил подполковник Артемьев, занимавший пост командира дивизии чуть более недели – с 16 по 22 января 1942 года. Потом несколько дней дивизией командовал подполковник Идрис Харитонович Баев, бывший командир 55-го кавалерийского полка (комиссованный в августе 1941 года по тяжелому ранению) – с 22 по 25 января. Спустя три дня Баев перемещен на место начальника штаба дивизии.

Наконец, 25 января 1942 года командиром дивизии назначен полковник Хаджи-Умар Джиоевич Мамсуров. На этой фигуре стоит остановиться подробнее.

Уроженец Осетии Хаджи-Умар (Хаджумар) Мамсуров, племянник известного осетинского коммуниста Саханджери Мамсурова, с 15 лет участвовал в гражданской войне в Терской области, затем служил в Терской ЧК и в особом отделе 11-й армии. После окончания кавалерийской школы в Краснодаре участвовал в карательных операциях ОГПУ на Северном Кавказе, дослужился до командира полка. С 1929 года Мамсуров работал в Разведупре – советской военной разведке. Стал известен во время гражданской войны в Испании, где был военным советником прокоммунистического правительства, под именем «полковник Ксанти». Мамсуров создал и фактически возглавил диверсионную группу «герильерос 14 корпуса». Боевики-герильерос (с испанского – партизаны) выводили из строя участки железной дороги, устраивали крушения поездов, парализовали ночное движение автотранспорта.

Во время советско-финской войны Мамсуров создал диверсионное подразделение лыжников из студентов института физкультуры. Лыжники-диверсанты совершали нападения на тылы противника и показали эффективные результаты во фронтовых условиях. Их командир, получив личное одобрение Сталина, был назначен руководителем отдела «А» (активная разведка), а в 1940 году возглавил 5-е управление Разведупра (Разведуправления Генштаба Красной армии), которое занималось диверсионной работой в тылу противника.

Почему кадровый разведчик и крупный специалист по диверсионно-террористическим операциям, успешную работу которого отметил сам Сталин, в напряженное военное время назначается командиром еще не сформированной кавалерийской дивизии?

Дальше начали происходить еще более труднообъяснимые события.

Сформированная к началу февраля 1942 года 114-я дивизия оказалась практически без снабжения. В докладе командования отмечаются: плохое комплектование лошадьми, плохое питание, плохое санитарное обслуживание, не соответствующие уставным требованиям условия в казармах.

Так, из 4767 положенных по штату лошадей в дивизии имелось только чуть более трети – 1760 голов. Даже в этом явно недостаточном поголовье были совсем непригодные, истощенные животные – 15,1 процент, в неудовлетворительном состоянии – 42,3 процента.

Ни областные организации, ни военные власти не озаботились ни устройством конюшен, ни даже кормом для лошадей. «…Ввиду отсутствия плановой фужировки по линии Военведа или по линии снабженческих органов республики вопрос о каком бы то ни было нормальном кормлении конского состава почти исключался», – отмечается в докладе командования дивизии. Дело дошло до того, что офицерам и добровольцам пришлось на свои деньги покупать корм – чтобы лошади не передохли с голода. Положение усугублялось тем, что значительная часть животных «ввиду отсутствия конюшен и даже навесов» находилась прямо под открытым небом – и это зимой, с декабря 1941 по февраль 1942.

Командование дивизии винило в создавшейся ситуации руководство ЧИАССР. «Все мероприятия, которые предпринимались Чечено-Ингушским обкомом ВКП(б) и Совнаркомом, не смогли обеспечить хотя бы половину конского состава дивизии, – отмечается в докладе, подписанном командиром дивизии, военным комиссаром и начальником штаба. – Руководители ссылались на отсутствие лошадей в республике, хотя на учете в республиканском военкомате числилось 20 тыс. голов».

Плохое питание бойцов и разруха в казармах тоже ставились в вину республиканским властям. «Командование дивизии и представители Военного совета СКВО систематически ставили эти вопросы перед СНК и обкомом ЧИАССР, однако какого-либо улучшения в условиях и питании бойцов достигнуто не было», – говорится в документе.

Тут можно заметить одну хронологическую нестыковку. Действительно, в ноябре 1941 года постановлением Госкомитета обороны СССР за № 894сс, обеспечение дивизии «обмундированием, людским и конским снаряжением, седлами, продфуражным и прочим довольствием, конским составом, холодным и частично огнестрельным оружием» возлагалось на местные власти. Однако одновременно Военный Совет СКВО был обязан провести формирование и обучение дивизии. А с января 1942 года Наркомат обороны СССР должен был «принять дивизии для доформирования и обеспечения недостающим вооружением и снаряжением».

Поскольку цитируемый доклад характеризует ситуацию, сложившуюся к началу марта 1942 года (т.е. ко времени расформирования дивизии), получается, что 114-я дивизия уже два месяца должна быть проверена комиссией СКВО и «зачислена на все виды довольствия» Наркомата обороны.

Почему 114-я дивизия за два месяца так и не была включена в структуру военного ведомства СССР? Опять необъяснимый случай странной «забывчивости» командования по отношению к Чечено-Ингушской дивизии.

Но еще более удивительные вещи рассказывает очевидец событий – военком района Хамид Денилов, назначенный в мандатную комиссию по формированию дивизии. Впечатления с его слов записал историк Х. Ошаев: «Каждый день в дивизию приходит пополнение из новых добровольцев. Их загоняют в неустроенные бараки… Горячей пищи нет. Разъяснительной работы нет. Кто над ними начальник – неизвестно. В бараки заходят все, кому не лень: женщины, старики, дети. Во дворе – цыганский табор. Кучками сидят родственники и беседуют с парнями. И, конечно, иные их уговаривают сбежать… И каждую ночь из казармы бегут…»

Слова Денилова подтверждает написанный в менее эмоциональном стиле доклад комиссии СКВО во главе с полковником Волковым: караул несет службу с грубейшими нарушениями; караульных помещений не имеется, постовые ведомости не ведутся вообще. В результате местное население беспрепятственно проникает в расположение дивизии в любое время суток. Среди главных проблем комиссия отметила «тяжелое материальное состояние бойца, плохое питание, необеспеченность другими видами довольствия, либеральное отношение командования к нарушителям дисциплины привели к массовым случаям дезертирства из частей и подразделений».

Возможно ли, чтобы кадровый офицер, командир, имевший опыт двух войн – в Испании и советско-финской, причем опыт блестящий, отмеченный боевыми наградами и благорасположением самого Сталина, руководитель управления диверсионной разведки Разведупра СССР за два месяца так распустил дивизию, что она стала похожа, по словам очевидца, на цыганский табор?

Это возможно только в одном случае – если этот командир, специалист по тайным разведоперациям, получил соответствующее указание: Чечено-Ингушская дивизия не должна быть сформирована. В таком (и только в таком) случае все сходится – и два месяца странного простоя, и нехватка лошадей, отсутствие фуража и прочие странности.

Кто мог дать Мамсурову такое указание?

Этот вопрос станет темой последнего материала из цикла «Пропавшая» дивизия».

Тимур Музаев, помощник начальника Архивного управления Правительства Чеченской Республики

№ 95 (2529)